Про так называемый «контакт»
Конечно, более всего тут всех интересует в первую очередь кухня моих маленьких киноэкспедиций: как, вот просто как я приезжаю и начинаю говорить о таком глубоком и сокровенном с незнакомым мне человеком. А вот так.
От начальной стадии — установления контакта, переговоров по телефону и договоренностей, конечно, многое что зависит (как минимум случится ли контакт), но она в итоге составляет лишь 5% плодотворной поездки. Расскажу про остальные 95%.
Когда я общаюсь со стариками, для меня это самое милое и приятное во всей этой истории, хотя и в ней приходится покроптеть. Так уж вышло, что старики перед камерой раскрываются в основном легко, как на ладони. Они ждут тебя и в их мироощущении это подарок — столько внимания, да ещё и с камерой. Однажды, лет так 7 назад, мы ездили по Удмуртии с друзьями на машине с большой неразборчивой надписью Plenerium, и когда проезжали мимо деревень, то первое, что там думали, так это что приехало телевидение. Надо сказать, что телевидение в деревнях до сих пор любят, а старики и вовсе рады-радехоньки: наряжаются, кормят до изнеможения, усаживаются, да запоют...
Но все же, это процесс серьезный: вот песню на заказ спеть невозможно, хоть и хочешь может, да она нейдёт. И хоть что ты делай — не пошла... Это о том, что такое общение, интервью, условно «контакт» (как принято говорить в фольклоре), будь то песня, разговор о жизни, о былом, а может что-то вроде исповеди, откровение другого человека, — оно требует большого незримого участия сердец всех присутствующих. Суть это таинство. Очень большая кропотливая работа сердца.
Бывает по-разному.
Я еду всегда без обратного билета и четких сроков исполнения. Приезжаю, устраиваюсь, день-другой мы знакомимся, изучаем друг друга, много говорим. Молчим. Мы приходим к общему знаменателю.
И я впервые тянусь за камерой в диалоге только тогда, когда мы готовы начать диалог исходя из полного единомыслия.
Важно разговориться. Ни один человек, не являющийся артистом, не скажет, сидя напротив вас: «Всё, я готов говорить на эту тему, начинаю. Включай камеру».
У меня здесь спрашивают о вопросах, какие я задаю интервьюируемым и есть ли у меня план, но вот каждый раз все идёт совершенно вопреки моему плану и в итоге мне стало легче, когда смирилась и движусь в разговоре изначально от себя, от своей горечи, своей мысли и своего опыта. Тогда между нами получается диалог, свою часть которого я никогда не записываю (отключаю на это время камеру) и в итоговом варианте после — меня не остаётся и следа, все звучит единым монологом. Разговор может получиться всякий, поэтому иметь своё направление внутри всегда очень важно. Разговор — живой, и потому он может получиться поверхностным или глубоким, открывающим какие-то грани в человеке или статичным относительно него и его состояния, может получиться разговор-интервью в профессиональном плане или разговор-исповедь. И здесь уже ты являешься режиссером происходящего, ты настраиваешь, подводишь к теме, создаёшь обстановку, атмосферу.
После каждого разговора есть ощущение, «было» или «не было». «Оно» это или надо ещё немного пожить ради этого момента. Бывает, что это «оно», но не в достаточной силе раскрылось, приглушённо, мало, близко, рядом. И это про все вкупе: не про один лишь текст содержания, но и про его передачу: интонации, освещение и звук (все должно быть максимально естественно).
Первый день я почти не могу притронуться к снятому, оно ещё живёт во мне. А потом я уже способна оценить материал, хотя мне удобнее целиком уходить в саму экспедицию и съемку, и после отдельно, запираясь по приезду дома, уходить в материал с головой.
Самое милое в каждом монологе — слезы. Даже если меня потом просят их вырезать, зрителю передастся острота момента. Самое прекрасное — размышления, глядя в камеру, получается пронзительно, без наигрыша, здесь и сейчас как прямое дуновение ветра, порыв сердца. Самое тяжелое — как ни странно, это профессионализм интервьюируемого и ещё спешка, когда он готов ответить на любые вопросы, но там мало личного, получается просто «материал». Самое дорогое — глубокая мысль, приправленная «говорящим» молчанием, в связке в кадре.
Не всегда все получается хорошо. Иногда по прошествии времени я понимаю, что надо вернуться и доснять. Иногда даже и начать не получается. А иногда я застаю человека на короткое время и в тяжелом настроении, такое тоже было.
В общем, профессионализм — это отточенная схема работы с максимумом итогов при минимуме потраченных сил. Но мне думается, что ради того самого сухого слова «контакт» в моем его понимании — весь мир может сомкнуться, замолчать и вслушаться. И для такой, истинной «встречи» не жалко ничего на свете, когда все умолкает и меркнет перед вопросом: «Кто же мы?» и «Куда мы движемся: здесь и сейчас, в разрезе этой эпохи и с осознанием прошлого?»